Незалежны Рэспубліканскі Саюз МоладзіАртыкулы › N.R.M. и… Вольские

N.R.M. и… Вольские

Главные действующие лица:
Л. — Лявон Вольский, лидер минских групп N.R.M. и ZET.
А. — Анна Вольская, супруга Лявона, директор группы N.R.M.
Действующие лица (по мере возникновения):
Юрий Цыбин, глава минской фирмы «Ковчег»; Геннадий Шульман, глава минского продюсерского центра «Класс-Клуб ДжасКрафт» — организаторы считающегося главным в Беларуси рок-фестиваля года «Рок-коронация», на котором по результатам анкетирования награждаются хрустальными коронами лучшие белорусские рок- и околорок-музыканты.
Александр Куллинкович, лидер минской группы НЕЙРО ДЮБЕЛЬ.
Виталий Чижов, глава минской компании BULBA RECORDS.
Игорь Ворошкевич, лидер минской группы КРАМА.
Владимир Шаблинский, глава минского концертного агентства «Линия звука».
Евгений Колмыков, директор группы ЛЯПИС ТРУБЕЦКОЙ.
Виктор Дятликович, тележурналист ОРТ.
Дмитрий Дибров, телеведущий НТВ.
Помидор (ударение на второй слог), Александр «Помидоров» Кривошеев, белорусский музыкант, журналист.
Владимир Ушаков, белорусский театральный, музыкальный продюсер.
Юрик, Юрась, Юрий Левков, бас-гитарист группы N.R.M.
Олег Кореньков, звукорежиссер группы N.R.M.
Пит, Петя, Пит Павлов, гитарист группы N.R.M.
Алезис, Олег, Олег Демидович, барабанщик группы N.R.M.
Слава, Вячеслав Корень, лидер минской группы ULIS.
Сергей Кононович, гитарист группы ZET.
Кася Камоцкая, лидер минской группы НОВАЕ НЕБА."Коронация"

— Как восприняли и саму «Рок-коронацию», и ее итоги?
А. Ты знаешь, я там со скуки чуть не умерла. Не было настроения.
Л. Нет… нормально все. Просто Цыбин делает все так, как хочет делать.
А. Я не понимаю вот чего. Цыбин ищет спонсоров, все делает как бы за свои деньги, а с проданных билетов Шульман отдает ему «долг». Вот такая официальная версия. Спонсоров в этом году практически не было, хорошо, и все равно: человек проводит концерт, получая деньги с билетов (в прошлом году это были неплохие деньги), и ими он с музыкантами абсолютно не делится.
— Не платят, так хотя бы банкет сделали для музыкантов…
А. Конечно. Отдохнули бы после концерта, поговорили…
Л. А так — как обычно: загнали всех по разным гримеркам. Я Сашу Куллинковича всего два раза видел за «Коронацию», когда он выходил и когда уходил.
А. Сейчас Цыбин говорит — а пошло оно все, я устал. Чувствуется, что в нем что-то сломалось, ему это уже неинтересно, а раз у организаторов не было азарта, то азарта не чувствовалось и на «Коронации».
Я удивляюсь, почему радиостанции, телевидение в виде спонсорства не предлагают музыкантам ротацию в своем эфире. Вот группа БЕЗ БИЛЕТА: «Радио Рокс» вывешивает свой щит и в течение месяца крутит эту группу двенадцать раз в день. Для группы это такой шанс. Или телепрограмма «5x5» объявляет: нашим призом «королям» будет час эфира в программе.
— Складывается такое впечатление, что в последние годы интерес к «Коронации» подогревали едва ли не одни журналисты. А большей части музыкантов было все равно, кто там что завоюет. И все же: шесть номинаций, если считать еще «Клип», выигранные N.R.M., это…
Л. Многовато, да. Но как музыкант я не слишком серьезно к этому отношусь. А то, что журналисты, еще кто-то вокруг «Коронации» шумиху поднимают, так это правильно: должно же у нас быть хоть подобие нормального шоу-бизнеса — и вот есть «Коронация». Может, Чижов что-то будет делать; я думаю, что Шульман уже без Цыбина будет продолжать «Коронацию». А то у нас такой скучный досуг… А еще недавно в белорусском роке была даже какая-то конкуренция. Два-три года никак нельзя было обойти ULIS, потом была КРАМА, безусловно. ЛЯПИС, НЕЙРО ДЮБЕЛЬ. Но всегда были музыканты, которые говорили: ULIS — это слабо; КРАМА — да что в ней такого есть? «Ворошкевич вообще петь не умеет». Теперь про нас нечто похожее говорят.
— В нормальном, экономически развитом обществе вполне уместным был бы PR-ход, когда группа, «уничтожившая» всех конкурентов, скажем, на год прекратила бы концертную деятельность…
А. Я предлагала — давайте в отпуск уйдем.
— …Лявону можно было бы заняться своим проектом — группой ZET. Питу — работой с KRIWI и с его продюсерским проектом. Олегу — работой с Питом или — живописью. Юрась с Кривошеевым продолжил бы работать… Но если бы это приносило деньги…
Л. Это можно было бы спланировать, но N.R.M. — это команда интуитивная и энергичная, а не прагматичная. Вот мы спланировали не выпускать ни альбома, ни сингла, а песни новые уже есть, хоть ты тресни. Я много с какими проектами работал, но таких людей, как в N.R.M., я нигде не встречал, это такой конгломератик.
А. Они как дети, они могут переругаться, даже не встречаться друг с другом, а потом раз — и снова вместе.
— Мне кажется, что этот триумф должен на вас все-таки давить, морально…
А. Давит жуткая конкуренция с российскими исполнителями. Идешь по переходу — все увешано рекламой с российскими музыкантами. А почему не Польша, не Венгрия, другие страны? И если мы «сдохнем» на год, то здесь все будет российское. А мы хотим конкурировать с русскими командами, показаться с ними рядом.
Л. Правильно. Весь белорусский шоу-бизнес живет за счет того, что «катает» российских музыкантов, актеров. У нас масс-медиа большей частью русские, русскоязычные — газеты, телевидение, радио. И музыка, которую они предлагают.
А. Лично мне уже душно находиться среди русскоязычной музыки. Я хочу ходить на концерты тех же поляков, венгров, среди которых у меня много друзей. И я говорю Шаблинскому: давай устроим фестиваль — «Рок-интеграция». Возьмем первый эшелон команд из Украины, Прибалтики, возьмем польскую команду, русскую. И посмотрим, кто на каком уровне находится, это же дико интересно! Устроить такую конкуренцию звезд. Шаблинский говорит: «Класс!.. Но я и русскими командами хочу заниматься». То есть он подумал, что я ему предлагаю: или так — или так. А нужно сначала связь налаживать с Европой.
Я Чижову говорю, давай устроим здесь некий европейский филиал и будем выпускать альбомы польских, литовских команд. На что Чижов сказал: «А нам деньги дадут? А мы будем что-то с этого иметь?»…
Давайте все вместе сядем, засучим рукава и что-нибудь придумаем. Семь лет «Коронации», и что, теперь взять и все бросить? Давайте попробуем найти других людей, кто ей будет заниматься; давайте создадим профсоюз музыкантов, который бы, в том числе, раскручивал молодые команды, ту же БЕЗ БИЛЕТА. Через «Рок-коронацию».
Л. А звездам дайте просто что-нибудь поесть…

1 марта, Минск, ДК «Луч». Москва, «Антропология», почему бы и нет?

— Вы на самом деле собираетесь выставлять «Корону» 97-го года на аукцион? Шаблинский на полном серьезе мне сказал: «Надо же деньги зарабатывать»…
Л. Ох уж этот Вова!.. Конечно, будем выставлять, но народ ее купить просто не сможет… В силу разных причин…
А. Мы выставим красные пиджачки, что были на N.R.M. в 97-м году на «Коронации», еще что-нибудь — палочки барабанные, майки, штаны, фотографии. Понимаешь, этот концерт планируется как «экшн», когда человек идет на что-то, но непонятно на что. И самой главной фишкой будет «Корона». (В последний час: концерт группы N.R.M. 1-го марта в клубе «Луч», по не зависящим от нее причинам, переносится в другое место и на другой день, следите за анонсами. — От авт.)
Л. Во всем свете через все это уже проходили и проходят, там голым на сцену выйти давно не событие, а у нас… Петя вышел в бодиарте, все — о-о-о!..
А. Столько ниш свободных.
— Коль заговорили о российских исполнителях…
А. Если N.R.M. выйдет на Россию, то это, конечно, все. Если N.R.M. когда-нибудь выступит на «Максидроме», то это будет супер, они могут очень достойно там выступить. Если появятся у Диброва… меня несколько ломает на него выходить, но, наверное, надо это сделать.
Мы прошли уже здесь круг, и надо выходить из него. К сожалению, для белорусов показ своих музыкантов по российскому телевидению — это критерий. И если мы окажемся там, то здесь уже можно будет «бомбить» всех, приходить на телевидение, о чем-то договариваться. Вот у ЛЯПИСОВ же все получилось, они прошли и вышли из этого круга. И вернулись победителями… Я хочу поговорить с Колмыковым, как ребенок с ребенком, — как они это сделали?.. А сейчас приходишь на радиостанцию…
Л. «Эфирная политика нам не позволяет крутить N.R.M.»… Только «Рокс» нас крутит. Смешно: русская станция крутит нас, а белорусская — нет.
А. Я хочу поговорить со всеми минскими директорами станций и узнать, что нам делать дальше, хочу определить исходную точку — почему нам не дается ротация? Откуда в людях страх? Мы же официально не запрещенная группа… Страх — внутри. КГБ на самом деле до нас нет дела, они на другом уровне работают.
Л. Мы на самом деле не можем пережить потерю «Радио 101, 2». Я там «Квадро-колу» свою вел, Анечка в свое время занималась там рекламой. «101,2» показало, как из ничего сделать все: это было сначала нерейтинговое радио, а потом — взрыв. И это было белорусскоязычное радио, которое не каждый стал бы слушать.
А. А сейчас у нас все радиостанции похожи друг на друга, все ди-джеи похожи. Если бы я была рекламодателем, то размещала бы свою рекламу на том радио, которому больше лет.
…Может, чем-то поможет Витя Дятликович, он, кстати, предлагал выпускать наш последний альбом сразу на Real Records. Может, он поможет с Дибровым установить контакты. Я думаю, что Диброву будет интересен взгляд на страну, с которой Россия состоит в Союзе, в которой совсем другая ситуация, через музыку N.R.M. И я думаю, что наш с ним разговор носил бы более концептуальный характер.
BULBA, тур-2000
А. Огромное спасибо Помидорову, что он познакомил меня с Чижовым и Шаблинским. Было лето, мы тогда думали покупать лицензию на концертную деятельность, а тут Помидор говорит — вот, Аня, Чижов, познакомься. И пошло. Хотя мы ругались — на каких условиях, как будет подписан контракт. И Помидор также «нашел» Шаблинского. Тот по полочкам рассказал, как он работал с ЛЕПРИКОНСАМИ. Я поняла, что это был неудачный тур, но что мы с ним тур сделаем. К Шульману бы я никогда не пошла, с Ушаковым мы делали презентацию сингла и получили с нее… по семь долларов.
Л. Когда мы начинали работать с Шаблинским, он думал, что мы страшные фашисты.
А. Он дико нас не любил.
— Ну, это он почти ко всей белорусской рок-музыке так до недавнего времени относился…
А. Он пришел к нам в гости, мы тут сидели с ним, ухахатывались. Он остался ночевать. То есть пошел процесс такого сближения. Он стал лучше нас понимать. Очень приятный человек.
Поначалу сам Шаблинский не собирался с нами ехать в тур, хотел кого-то вместо себя отправить…
— Что-то забавное из тура вспоминается?
Л. Бобруйск. Стоит такой человек, из братков, лысый, в кепочке: «Эй, вокалист, идьи сюда-а-а!..». А я что-то там подписываю фанам. «Ну падайдьи, пажалуйста!.. Ну што, мне лезть на сцэну?..» — «Не лезь» — «Распишись мне в ваеннам билете» — «А как комиссар на это поглядит?» — «Эта уже мои праблемы». Расписываюсь. Он: «Слуша-ай, первый раз был, ну ка-а-айф, классна играете»…
Или. Человек пришел на концерт, выпил полбутылочки водочки, а половину выносит на сцену, подумал, что хлопчикам надо. Идет пауза, что-то там вещается с мини-диска. Он выходит, здоровый такой, долгий, метра два. Ставит бутылочку передо мной и уходит. Я показываю, уберите ее: во-первых, мы ж бегаем по сцене, можем разлить; а потом — будут делать снимки, что это такое? вокалист, а перед ним — водочка?!..
А. А после концерта этот парень бутылку забрал…
Л. Ну, я не думаю, что это он, кто-нибудь другой… Бобруйск — это вообще что-то. Мороз. Палаточка такая стоит, одна сторона полностью открыта, самый писк. И бомонд туда местный, видимо, ходит. Народу столько, что люди уже на улице сидят…
А. Девочки на коленках у парней сидят, чтобы больше места было.
Л. …Холодно дико. А рядом, в Доме офицеров, где мы играли, — ресторан, и там — пусто, алканы сидят какие-то и пьянствуют, а тут — людей немеренно. И на «после концерта» я пошел купить бутылочку пива, Юрик попросил Шаблинского водочки бутылочку купить («давай после концерта выпьем»), Кореньков — нечто для звукорежиссерского корпуса. И тут подходит такой лысый человек абсолютно, на затылке только шапочку маленькую носит. На Пита (а он пошел купить «Кока-колы»): «Ой, а што у цэбя в ухе такоэ? А на пальцэ што?». Пит говорит: «В ухе у меня серьга, на пальце — перстень» — «А што, ты што-то этим хочешь сказать или не-ет?» — «…Я ничего не хочу сказать. Хожу я так» — «Инцэрэсна ка-а-ак..». И тут Шаблинский говорит: «Это музыканты, до свидания, до свидания, все, до свидания, прощаемся, все хорошо, все прекрасно» — «А-а-а, музыканты, ясна». А я стою перед Питом, а перед нами в очереди стоят такие люди в «бигстаровских» скромных куртках. Один другому говорит: «Эта скотина меня уже достала. Я сейчас ему морду набью. Он нас позорит». Другой: «Он же убогий, идиот» — «Это просто невозможно». Разворачивается на меня и говорит: «Вы уж извините, вы ж видите — он идиот». Они не знают, кто мы такие — N.R.M., команда, — они пришли, стоят в очереди.
А. В это время подошли мальчики-бомжата: «Это ЛЕПРИКОНСЫ!».
Л. Не, не, они сказали так: «А вы не ЛЕПРИКОНСЫ случайно?» — «Нет» — «А кто вы?» — «N.R.M.» — «О, не-е-ет. Это белорусский язык учить надо, чтоб вас слушать».
— Класс! Велика страна родная…
Л. Да-а-а-а. Каждый город — это абсолютно своя ментальность. Абсолютно другие люди и абсолютно другая публика.
А. Самое страшное — это Пинск был. Мы приехали очень поздно, стоят какие-то мальчики и хотят сыграть на разогреве. Нормальная команда оказалась. Но у нас на два часа программа… И парень подходит к Питу и говорит: «Слушай, давай без этих понтов, а? Давай без этих понтов». И на Шаблинского: «Иди сюда». Ты, понимаешь, они нам вообще не давали продыху просто.
Л. А мы вот только-только из Польши приехали… Самый поганый концерт в Пинске был.
А. У N.R.M., несмотря на то, что они играют тяжелую музыку, энергетика светлая такая. А тут что-то не пошло. Народ стал лазить на сцену, сломали какую-то фанерную фигню. Охраны нету, а народ — все, пошел в разнос. Шаблинский бегает что-то насчет денег узнает. К Лявону подбегает парень и начинает просить, чтобы сыграли старые песни. И тут приходит Шаблинский, панк старый, и начинает всех со сцены гонять, бац тому, всех метелит. Как он сам не свалился? Безумно.
Л. Оркестровая яма была накрыта наглядной агитацией, сделанной из фанеры, и народ скакал на всем этом, пружиня. И я так: «Ага, сейчас что-то будет». Но эти оркестровые ямы во всех городах были. И в Могилеве кто-то в нее упал: «Ну вот оно, настало». А человек вылезает: «N.R.M., давай, давай!». Его выносят из зала, а он все кричит. Вроде ничего не разбил себе.
— Съездили вы, и что: с коммерческой точки зрения имеет смысл проводить тур?
А. Наша территория продажи сегодня — это Минск. А должна быть вся Беларусь. Ее надо завоевывать, также как и другую страну, если куда ехать. То есть — надо было ехать. И это был первый тур, когда белорусскоязычная группа без всяких спонсоров поехала по своей стране. И хорошо, что первым был Пинск. Это сплотило всех. Пусть мы получили и в денежном отношении «минус», но я почувствовала, что надо ехать дальше, и все. Если что, мы и «минус» были готовы на себя взять. (Цены на билеты были маленькие — от доллара до трех. А нам надо было проплатить аренду зала, аппарат, дорогу, бензин, водителю, гостиницу, покупать еду. Мы ездили на общественном транспорте: чтобы попасть из Гродно в Брест, мы вставали в шесть утра, потому что ничего из транспорта другого не было. И это после концерта, представляешь? И ехать шесть часов, бред просто какой-то.) Но тут стали доходить слухи, что в других городах билеты продаются нормально, и на самом деле — дальше пошел «плюс». На концертах люди покупали атрибутику, альбом. И Шаблинский говорит: «Класс, мы выиграли!». И пусть «плюс» был небольшой, но вернулись мы с деньгами.
— Я посмотрел ту «домашнюю» видеозапись о туре, что мне Аня давала, бытовой контраст был разителен…
Л. В Бобруйске мы попросили наших фанов, чтобы они нам присмотрели не слишком дорогую гостиницу. И это было на самом деле что-то между обычным домом и интернатом. Мы туда приходим — бабка седоватая лежит в халате на застеленной постели…
А. А когда я достала камеру, она встала…
Л. …И тетка сидит за столом. Мы заходим, после концерта, гитары, люди нас ведут. «Ну и что вы пришли сюда?» — «Так мы же договорились» — «Ну, номеров два по два не будет. Будет три по четыре, и мужчина будет напротив вас жить, согласны?» — «Да нам переночевать только». Она дальше стоит: «Будете все-таки селиться?» — «…Будем» — «А-а-ай… Так, ну ладно, давайте паспорта». А паспорта только у меня, Анечки и Шаблинского, а у остальных некие удостоверения: «О-о-о. Ну все. Мы по этому не селим, мы только по паспортам селим. Ничего у вас не получится. Нас проверяет РОВД, идите вон туда, берите разрешение, и тогда мы вас заселим»…
А. Одиннадцать часов вечера…
Л. …"А чего это вы в «Юбилейную» не пошли заселяться?". Анечка говорит, что звонила туда, там нет обслуги — суббота, некому прибираться. «А у нас тоже. Я не подметала ничего, только перестелила все, и все». Анечка говорит: «Может быть, у вас тараканы есть?» — «Все есть! Все есть!»…
А. «И клопы, и тараканы»…
Л. …"И все есть!" И мы поняли, что нас хотят выжить ну просто любыми методами. И тут Анечка достала камеру — бабка тут же схватилась: «Так, давайте я сейчас позвоню в коммерческий отель, но только там четыре тысячи ночка стоит»…
А. Шаблинский, которого уже колотило: «Давайте, звоните быстрее, нам все равно».
Л. Нет, так: «Поз-во-ни-те». И мы приехали туда.
А. Там шикарно все, с завтраком, со всем. Приехали, сидим, выпиваем, переживаем стрессы, и что-то не хватило водочки. И уже другой сервис — нам говорят, чтобы мы заказали и что нам все на такси из ночника привезут: «Что бы вы хотели?» — «Бананы, Питу „Кока-колу“, пива, водочки плюс четыре лимона» — «Сейчас вызовем такси, все привезут».

Как Аня стала директором группы N.R.M. И станет рок-музыкантом…

А. Я работала в газете «Имя», потом на «Радио 101,2», все искала себя, и судьба сложилась так, что мы встретились с Лявоном. А когда встал вопрос о том, что кому-то не из музыкантов группы надо бы заняться чисто административной работой, то я сначала долго не соглашалась, мне казалось, что это будет непрофессионально, когда жена музыканта занимается его административными делами. Но помочь Лявону очень хотелось, потому что я видела, как они договаривались о концертах: по десять раз звонили. Я думала, неужели так все время происходит?
Л. У нас еще Пит занимался этими делами.
А. В N.R.M. каждый талантлив, и они могут сами этим заниматься, и Алезис, и Юрась, но все же мы решили, что лучше административной работой будет заниматься не музыкант. Я же видела, какой Лявон жутко талантливый человек, я его очень люблю и уважаю, и мне хотелось, чтобы он ни на что другое, кроме творчества, не отвлекался. И я поняла, что смогу им помочь. Ну, наверное, тут еще какие-то амбиции свою роль сыграли, то, что мне дано. Я вошла в систему, которая была готова. Не могу сказать, что я так уж хорошо работала, но я что-то придумывала, я даже просто вошла в раж (я до сих пор нахожусь в этом состоянии).
Сейчас при N.R.M. мы хотим создать такую структуру, куда каждый из музыкантов сможет вкладывать свои деньги и получать дивиденды. Мы хотим создать при N.R.M. систему, набрать в нее людей, и чтобы я как бы поднялась на очередную ступеньку, с которой можно и что-то абсолютно новое придумывать, и запущенный процесс контролировать. Чтобы та игра в «страну N.R.M.», которую придумала группа, приносила деньги. За счет продажи атрибутики, каких-то медалей, маек и так далее, связанных и с N.R.M. непосредственно, и со «страной». Я таким вижу следующий этап в развитии всего того, что должно происходить вокруг N. R. M….
А с «Ковчегом», который до этого занимался выпуском продукции N.R.M., ситуация сложилась непонятная. Когда мы подписали контракт с BULBA, то, естественно, состоялся разговор с Юрой Цыбиным. Он сказал, что считает, что на все до того выпущенные альбомы N.R.M. у него есть как бы авторское право.
— И ссориться не захотели…
А. Я ссорилась с ним…
Л. Понимаешь, Цыбин — один из наших друзей, и мы будем с ним продолжать сотрудничество, но сильно деловых отношений между нами уже не будет. С Юрой нормально сесть поговорить, выпустить у него книжечку, но серьезными делами с ним заниматься нельзя, при всей его любви к белорусской рок-музыке, она для него — хобби.
— На презентации «Трох чарапах», мне показалось, он обиженным на вас ходил…
Л. Не-ет! Это была наша с ним общая провокация, мы так с ним договорились, что он якобы обиделся.
А. Юра очень любит N.R.M., очень любит Лявона… Но мы теперь работаем с BULBA, хотя тот же Цыбин как человек мне ближе, чем Чижов. Юра предлагает заключить контракты на переиздание старых альбомов, предлагает свои варианты обложек, полиграфии. Я посмотрела образцы: «Юра, это все не так надо делать» — «Да, да, да…». Он соглашается… как-то эмоционально мы с ним сейчас сойтись не можем… Я могу подойти к нему и сказать, что с такого-то дня вся его «энэрэмовская» продукция будет считаться пиратской, но этого дико тяжелый шаг…
Л. Да нет, этого, конечно, не будет…
А. А я знаю, что это будет, вот в чем дело, но это все тяжело.
Л. Нет, ну как так можно рвать все отношения?..
…А ты знаешь, что у Анечки будет свой проект? Уже есть три песни.
А. Я к этому… так отношусь. Это не мой проект, это его проект. Ему просто нужен женский вокал, вот именно такое энергетическое воплощение его идей.

N.R.M.

— Слава Корень отчитал меня за то, что я иногда пишу материалы с «чужих слов»… Говорят, что не все благополучно с точки зрения человеческих взаимоотношений в группе N. R. M….
А. Все там есть. Например, несмотря на то, что каждый член группы занят еще в каких-то проектах, все равно эта работа вызывает ревность. Но ведь эти проекты дают сильнейшее развитие самой группе, это настолько ее обогащает, что у музыкантов есть понимание того, что они сами из себя представляют.
После «Рок-коронации» я думала, что возможен вариант, что группа N.R.M. распадется. Но хорошо Юрик сказал по этому поводу: «Группу, как и родственников, не выбирают». Они — родственники. Как бы они «налево» ни ходили, они все равно соберутся вместе и что-то сделают. Группа — это их эмоциональная сфера, они душу свою в нее вкладывают. Как бы они брутально между собой ни общались, как бы, быть может, Юрик ни обижался на то, что Лявон не взял его в свой проект, как бы одна часть группы ни «обзывала» другую алканами, разойтись они не смогут.

— Как-то мне довелось написать, что Лявон — это уже часть истории Беларуси, значимая часть ее культуры… Если честно, ты иногда об этом задумываешься?
Л. Никогда… Бывает, что когда Анечка на меня ругается, я ей говорю: «А я же молодец!». Но комплекса звезды у меня нет. Я просто работаю. Я не могу, например, поставить себя в один ряд с Василем Быковым, человеком, принадлежащим мировой культуре. Это сегодня наш самый главный человек. Или Чингиз Айтматов — человек Кыргызстана. Для меня это два самых главных человека, оставшихся с тех самых советских времен.

История любви

— Кто хозяин-то в доме? В группе N.R.M., пусть другие ее музыканты на меня не обижаются, это Вольский. Говорят, очень мягкий хозяин…
Л. Ну я же интеллигент.
А. Шляхтич.
Л. Анечка тоже, по линии мамы. Шаблинский…
А. Мы гербы рассматривали, читали истории родов… Лявон теперь к Шаблинскому обращается «мсье Шаблинский»…
Л. …и Кононович, скотина, шляхта!
А. А из N.R.M. Павлов оказался! Я чуть не упала, когда узнала!

— Про вопрос забыли…
А. Лявон — он гений в эмоциональной сфере, он гений в духовности. Я у него учусь, и когда мне очень плохо, я знаю, что Лявон мне всегда поможет, объяснит все — почему, откуда, как и зачем. Он очень сильный духом человек. Я более ориентируюсь в концептуальности, читаю книги по философии, мне нравится из этого всего вывести какие-то схемы, чтобы это все работало. То есть у него эмоциональное мышление, у меня — более логическое, хотя на самом деле я тоже эмоциональна.
В семье мы на самом деле дети, наша любовь — она детская. Мы дурачимся, мы как наш ребенок.
— Кроме семьи, еще для Лявона главное — это работа в группе N.R.M. А для тебя, Аня?
А. Самое классное, что у меня в жизни было из этих сфер, это учеба в театральной школе. Потом был институт, социология, педагогика, психология, какие-то семинары, курсы.
Л. Ты даже Шопенгауэра читала?
А. Конечно.
Л. Ну молодец!
А. Я, когда пришла в институт на экзамены, поздоровалась и начала цитировать Гете, на меня вот такими глазами поглядели: «Вы что, не по хрестоматии учились?» — «Нет. Я ходила в библиотеку, читала. Но мне Кант больше нравится, он мне ближе…». Филолог вообще офигел… Я никогда не умела писать шпаргалки, мне всегда очень нравились экзамены, это было самое непосредственное общение с человеком, который несет свою науку.
Работала на «Радио 101,2», меня туда пригласил Дима Бондаренко, лидер «Хартии 97». Потом я привела туда свою сестру, с которой мы внешне очень похожи, и мы вместе работали в рекламном отделе. Лявон в это время тоже там работал.
Когда я впервые его увидела, Лявон был в каком-то черном плаще, еще в чем-то черном, он сидел на радио и что-то говорил в эфир по-белорусски. На та-а-аком языке-е-е, бли-и-ин! Сразу понятно, что человек и думает на нем. Духовность какая-то от него шла. И у меня что-то такое… брутальное в голове возникло — кухня, бутылки какие-то стоят, сидит этот человек и пишет песню… А он ко мне очень плохо тогда относился, очень. Они тогда жили с Касей, это был очень духовно насыщенный мир.
Л. В тот день Анечка ходила в черном вся, с «черной», как оказалось, Ольгой Сороко, директором агентства «Пингвин». Две такие… подобные…
— А чего плохо-то относился?
Л. Ну так они — это бизнес же… до свидания…
— А ты — рок-н-ролл…
Л. Конечно.
А. А я сначала подумала: како-о-ой лох сидит, и я ради таких ди-джеев работаю, придумываю глобальную рекламную кампанию? Ну как можно работать, когда такие люди некрасивые сидят. Эти волосы засаленные, длинные. И мне грустно так стало. А потом смотрю — это та-а-акой интеллект, такая энергетика от него прет, и у меня в мозгах что-то сразу меняться стало.
— Ну а когда уже чувство проснулось?
А. Я ходила к Касе в гости, и как-то мы общей компанией шли по городу, тусовались, а потом оказались в каком-то кабаке, и они начали там какой-то бред нести, дико смешное, какое-то творчество пошло. Я просто умирала.
— Это ты уже тогда перед ней петушился…
Л. Конечно. Я выпендривался для Анечки, конечно… На самом деле, она меня с первого раза зацепила. Потом была вечеринка «Альтернативный Новый год», в 96-м году, мы с Касей вместе пришли, и Анечка на меня так как-то поглядела, и я понял — оп: интерес ко мне есть!
А. А когда мне сказали, что это Лявон Вольский из N.R.M. (а я про МРОЮ (первое название группы. — От авт.) что-то слышала, но музыку их — нет), я подумала — о, старый козел какой! И меня чего-то на этом «Альтернативном Новом году» потянуло, понесло, и я говорю: «Лявон, я ваша поклонница». А сама думаю, какой же я бред несу!
Л. И в тот вечер, да еще после этих слов, я что-то такое к ней почувствовал.
А. …Я очень переживала ситуацию с Касей, когда Лявон от нее уходил… Это было страшное время… Мне очень нравилась их атмосфера, а у меня была моя свобода, мои чувства… Лявон ходил просто зеленый… Я была мажорная девочка, я никогда не думала, что у меня в жизни может такое произойти… Я вела себя в то время просто мерзейше…
— Лявон, в отношении с Касей для тебя было больше любви или страсти?..
Л. Страсти… Это очень давно начиналось, в 89-м году… А потом, когда мы начали делать общую команду, это уже было нечто конструктивное… Но есть такие вещи, с какими ни мужчине, ни женщине не совладать…
А. Это было бы ужасно, если бы мы расстались… Кася все понимала, интуитивно, но она… не хотела этого понимать… И любая женщина, окажись она на ее месте, не смогла бы все это понять… Я очень уважала Касю как личность… Но мне тоже было очень плохо тогда, я отталкивала от себя Лявона — что ты хочешь от жизни? тебе надо побыть одному… все дела. Я очень мерзко с ним обращалась. Я все делала для того, чтобы Лявон от меня ушел. Меня просто колбасило постоянно… А у меня тогда в институте защита диплома была… Но… я просто очень сильно его полюбила. Это единственный человек, с которым я себя почувствовала настоящей. Ты думаешь про себя так, а потом ты встречаешь человека, и оказывается, что ты вот такой на самом деле, со всем, что в тебе есть: с мыслями, амбициями, эмоциями, дефектами какими-то. И человек тебя со всем этим принимает. Это одно. А еще я знаю, что со мной рядом находится безумно талантливый человек, который относится к своему таланту совершенно спокойно, как к данности, который никогда ничем не кичится.
— Алаверды…
Л. Ну что сказать… Я на самом деле счастлив, что все у нас так получилось. Может быть, это когда-нибудь кончится…
А. Он боится, что я куда-нибудь уйду…
Л. Это так… Но есть любовь пока что…
А. Не знаю, как будет дальше, но Бог дал нам любовь, мы ощутили ее, ощутили свою полноценность, гармонию. Хочется совершенствоваться.

© Олег Климов (Музыкальная газета)

Апублікавана 10.08.2001 by  Slaver.